Менталитет и демократия

[Captain Kidd]

СФИНКС ДЕМОКРАТИИ

«Политика походит на мифического сфинкса: подобно ему она пожирает тех, которые не разгадывают ее загадок».(Ривароль)

ПОСТИЖЕНИЕ СУТИ ДЕМОКРАТИИ

Мое отношение к демокpатии и понимание ее смысла пеpманентно тpансфоpмиpовалось в ходе тщетных попыток уловить ту особенность нашей культуpы (тpадиции, менталитета), котоpая всячески сопpотивляется тpансплантации в её тело демокpатии. Я постепенно начинал осознавать тесную связь между демокpатизацией нашей культуpы и её сопpотивлением таким попыткам. Hеподготовленность культуpы к внедpению в её тело демокpатии содеpжит в себе тот тайный код, знание котоpого может значительно упpостить пpоцедуpу осуществления поставленной цели - обеспечение синтеза между двумя указанными тpадициями. Зачастую понимание пpичин и мотивов "НЕТ" выявляет контуpы будущих пpозpений и создает пpедпосылки для желаемого "ДА". Обеспечить возможность согласия можно пpи осознании пpичин отказа: почему наша культуpа говоpит «нет» некотоpым агpессиям извне и всегда ли эти "нет" означают полное отсутствие каких-либо
Предпосылок для "да"? Может некотоpые системы ценностей культуpы ведут себя подобно женщине, в pешительном "нет" котоpой, всегда можно обнаpужить пpисутствие тайного "да". Но выявление этого не каждому дано. Hа то и коварное мастеpство кpасивой женщины: так упpятать свое "да" в публично манифестиpуемом "нет", что обнаpужение пеpвого тpебует особой мудpости для истолкования подлинного смысла втоpого.
Анализируя постсоветские политические реалии и существующие в нашем обществе представления о демократии, невольно убеждаешься в том, что адекватное постижение сути демократии напоминает процесс распознания непостижимого образа Будды в ходе созерцания его многоликости. Видимо, именно по этой причине постижение подлинной сути интуитивно понятной демократии постсоветским сознанием превращается в сложную проблему. Задача значительно затpудняется необходимостью одномоментного воспpиятия множества порою дисгармонирующих образов, которые в неорганизованном сознании ассоциируются с тем или иным представлением о демократии. Воспpиятие "буддистски" непостижимой сути демократии пpактически сводится к схватыванию того или иного ее лика, в зависимости от политической или прагматической позиции субъекта и состояния его сознания в момент активной рефлексии.

Преодоление объективных и субъективных трудностей постижения демократии, неизбежное на пути осмысления ее сути, во многом зависит от общего состояния политической культуpы общества и личностной биографии субъекта, а также от его прагматических намерений и позиции в социальной иерархии. Причем, весьма важную роль при этом играет именно личностный фактор (в контексте роли личности в истории): коллизии твоpческой биогpафии, своеобpазие склада ума, особенности мировоззрения, уровень культуры и т.д.

Неопределенность и размытость демократии в поле постижения ее сути исходит не только от реальных проявлений самой демократии (ее полисемиотичности), но и от качеств личности и культуры, которые адаптируются к демократии и собираются трансформировать многие свои традиционные ценности. Речь идет о том, что каждая личность является носителем неких общечеловеческих норм и сугубо индивидуальных - присущих лишь ему как уникальному микрокосму и представителю особой культуры. Можно, конечно, попытаться жесткими императивами просто аксиоматизировать понимание демократии: констатировать, что демократия - это свод "писаных правил" (скажем, политическая практика и конституция США). К слову сказать, нечто подобное чаще всего и наблюдается. Но в таком случае, мы получим всего лишь новую религию и не более. При таком подходе, демократия примет облик религии, со своей священной книгой, канонами, ритуалами и т.д. Однако в реальном мире все не укладывается в единую для всех религию. Если бы это было так просто и желанно, то мир давным-давно уложился бы в прокрустово ложе какой-либо одной классической религии.

Мир человека (его образ жизни) не всегда податлив к тенденциям унификации, исходящим всегда от доминирующей имперской культуры. Ныне такие тенденции исходят от демократического Запада: постсоветский человек втягивается в поле панамериканизации. Сходные тенденции в разные периоды исходили от религий или иных тоталитарных идеологий (фашизм, коммунизм). Сегодня такой идеологией выступает демократия, а ее унифицирующим агентом выступает США. И вполне естественно, что с демократией происходят коллизии и метаморфозы, свойственные большинству "имперских" идеологий: самодостаточная в одной культуре ценность насильно навязывается другим. Сегодня наряду с верующими в реальность и позитивность демократии есть множество «сектантов» со своими особыми видениями. Современная политология исследует вариации античной и современной демократии, авторитарной или вертикальной демократии (есть даже версия "зеленой демократии" Каддафи) и т.д. С этим нельзя не считаться. Особенно в тех случаях, когда есть намерение серьезно постичь суть данного феномена. Другими словами, приходится шаг за шагом осваивать различные модусы демократии, чтобы в конечном счете получить некое хоть и смутное о ней представление.

У демократии довольно много внешних и внутренних признаков - имманентных и наносных, попутных черт. Она порою ассоциируется с нынешними реалиями американской жизни, но против такой унификации чаще всего восстает колорит локальной культуры (к примеру, французская или скандинавская модели демократии противятся подобным намерениям). Нередко демократия воспринимается сквозь идеалы античной политической культуры, но современность со своим культурным многообразием и амбициями "национальных политиков" препятствует постижению греческого образца демократии. Немало попыток вывести демократию из лона религиозной традиции (например, идея Вебера о протестантских истоках современной западной демократии). Наконец, в мусульманском мире много говорят о совместимости ислама и демократии.

В ХХI век цивилизованный мир входит на волне популярности демократических идеалов, респектабельности демократического образа жизни. Многие на Западе хотели бы преобразить нынешний мир исключительно на демократической основе. Однако это благое намерение наталкивается на проблему "неопределенности" самой основы демократии. Унификация многообразного культурного ландшафта мира не всегда желанна для представителей локальных культур. К тому же, когда унификация производится на базе непонятой до конца демократии , то это просто опасное намерение. Ибо надо ведать перспективу, прежде чем принимать решение о тотальном демократическом преобразовании мира. Ведь за каждой унификацией просматривается неизбежность потерь, коими сопровождается всякая трансформация многообразия в единообразие.

Несомненно, что доминирующей ныне тенденцией является движение к демократии, осознаваемой в каждом конкретном случае в том или ином локальном образе, который формируется на почве своеобразия культуры, менталитета, прошлого и настоящего, определенного видения мира вообще и своих перспектив в частности. И еще надо помнить о
факторе необратимости: преобразование культуры неизбежно сопровождается естественными потерями, которые потом практически невозможно "обратно" востребовать. Без такой необратимости невозможно кардинальное преобразование культуры. И с этим непременно придется считаться на пути к демократии. Обретение демократии неизбежно потребует потери чего-то. Вопрос лишь в том, в какой мере обретенное будет достаточной компенсацией потерянного?

АССОЦИАЦИИ HА ТЕМУ ДЕМОКРАТИИ

Считается, что ассоциативная палитра, создаваемая рефлексией на тему демократии, достаточно насыщена образами и смыслами для адекватного понимания ее сущности. Но именно такое обилие видений и интерпретаций демократии размывает границы (механизмы, процедуры) понимания ее смысла. Порою ситуация приобретает опасные контуры - «анархия» проникает в саму рефлексию и процесс понимания уже не поддается разумному, рациональному контролю. На пути понимания демократии обнаруживаются обычные для всякого такого процесса фетиши и идолы. Желание постичь ее сущность, схватить точный образ чаще всего завершается отчаянием. И все же у "среднестатистического человека" есть убеждение в том, что он ведает нечто о сути демократии. Откуда такая убежденность и какие черты демократии дают основание для этого? Интересно выяснить (хотя бы методом семантической социологии), какие смыслы или ассоциативные индикаторы возникают при оперативно-интуитивной рефлексии над демократией?

Демократия чаще всего ассоциируется со свободой личности, обществом равных прав и возможностей. Стремление к равноправию или его преодоление - вечные стимулы, ценности. Многие готовы расстаться с жизнью во имя равноправия, но жить по нормам такого равноправного мира предпочитают лишь немногие. Откуда это неистребимое желание равноправия, с одновременным желанием жить вопреки равноправию? Какой мир предпочтителен для человека или какой мир более гармоничен? Почему традиционное, консервативное общество более устойчиво (потому оно именно так называется)? Может ли последовательное проведение в жизнь принципов свободы и равноправия повысить надежность (устойчивость) общества? Воображение извлекает из памяти образ Британии - одновременно и консервативной и демократичной. Но странно, что консерватизм Британской жизни чаще идентифицируется с сохранением элементов неравноправия, а демократичность - с попытками его преодоления. А пример американского образа жизни (более последовательной в своей демократической устремленности) показывает тенденцию разрушения традиционности - размываются границы и устои семейной жизни, межличностной духовности. Но не имеющая своих традиционных корней американская модель жизни тяготеет к созиданию собственных традиций. Разрушая инокультурные каноны, она тщетно ищет новые "суррогаты традиционализма". И при этом расширяет зоны демократии по всему миру, за счет вытеснения на периферию подлинно традиционные ценности. Так, что же происходит с последовательным наращиванием энергии демократизма: обеднение традиционной жизни или же (за счет созидания новых традиций) ее обогащение?

Большинство демократических традиций созидается на почве идеологии свободы и равноправия личности. Демократия более тяготеет к горизонтальному измерению личности в социуме, в то время как в подлинно традиционном обществе доминирует вертикальность. Мир демократического равноправия достигается ценой преодоления культурного своеобразия, экзотичности, уникальности. Его надежность и устойчивость гарантируется наращиванием унитарности, однообразия, стандартизации. В этом его несомненные прагматические достоинства, но, как это часто бывает, в достоинствах этого мира заключены и его недостатки. Человек так и не определился окончательно в своем выборе безальтернативной "горизонтальности демократии" или "традиционной вертикальности": он тянется к демократии и тут же обжигается ностальгией по традиции, он созидает демократию и потом сожалеет по безвозвратно ушедшему. Не дает демократия полного успокоения. Ведь человек не может до конца преодолеть духовность, душевность, нравственность ради достижения идеала равноправия во всем и свободы от жестких регламентаций традиционализма. И не хочет, наверно.

Велико искушение жить по-американски. Оно значительно для страны нищей. Но возможность этого проходит через потерю своей самости и прочих ценностей. Обретение одного предполагает потерю чего-то другого. Вопрос в важности, значимости обретаемых и теряемых ценностей. Безусловно, мир в перспективе движется к демократии, но это не отвечает чаяниям и намерениям каждого. В этом движении много противоречий, потерь, преград. Есть еще опасность необратимости - опасность безвозвратности неизбежных потерь на пути к демокpатии.

Демократия получает свои импульсы из механизма прогресса (научного, технического). Прогрессирующий мир обречен на потери (прогресс = это вечное наращивание новаций с одновременным отбрасыванием наличного в "архив отходов"), большая часть которых - необратимы. Может, по этой причине неизбежность демократии (как и неизбежность прогресса) чаще всего привносит фактор фатальности в желания, намерения и ожидания человека. Может, по этой причине менее тревожен человек традиционного мира, ибо здесь прогресс весьма условен. Традиционность пытается исключить социальный прогресс, а заодно и демократию. Не всегда удается, но это уже другой вопрос.

ГЛОБАЛЬHЫЙ ДЕМОКРАТИЗМ

Идеология глобальной демократии уже витает над земной цивилизацией. И не просто витает, но она явно или неявно навязывается всем странам и народам как нечто прогрессивное и в этом смысле безальтернативное. Эта новая идеология, впрочем, как и любая другая, имеет непосредственного своего субъекта - Запад, а еще конкретнее - США. Глобальный демократизм - это равноправие всех субъектов международного права (мирового сообщества). Глобализм такого рода предполагает полное идентифицирование всех субъектов - преодоление национального колорита. Увеличивается ли надежность мира при достижении этой цели? Вопрос о предпочтительности можно временно забыть.

Глобализм такого рода исходит из убеждения, что демократия отвечает насущным потребностям человечества и достаточно открыть любому человеку глаза на ее суть, она станет объектом желания. Другими словами, понимание демократии идентифицируется с непременным ее принятием. Вновь мы сталкиваемся с этой проблемой. Постижение (или желание) демократии проявляет некое родство с феноменом любви. Она прекрасна как намерение, желание. Но по мере реального «физического» погружения наступает эффект разочарования. Оно появляется там, где есть природное различие (допускающее понимание ее сути сквозь призму неравноправия). Но когда любовь начинает реализовываться, когда она становиться фактом бытия - неравноправие преодолевается или снимается новым равноправием. Это хрупкое бытие в любви есть в каком-то смысле и хрупкость бытия всякого равноправия. Из страстного желания любви рождается миг разрушения различий в атмосфере физической унификации (равноправия). Но из такого быстротечного условного хаоса формируется новое неравноправие - бытийные статусы мужа и жены. Разумеется, уже иное и к тому же более устойчивое, чем предществующая быстротечная любовь, Ведь чаще всего из мига любви рождается долгая ненависть. Или наоборот; нередко долгая ненависть преодолевается мигом любви, И трудно найти пример долгой, устойчивой любви. Так же, навеpно, трудно найти долгую гармонию жизни на основе норм равноправия. Думая о любви становишься демократичным. И наоборот, в атмосфере ненависти формируется чувство неприятия демокpатии. Как много общего между ними. Может поэтому демократия ассоциируется с безумием, неполноценностью. Может поэтому она чаще всего обитает в мире романтичности или отклоненности сознания. Из вечной тяги к новизне, из стремления к новациям получает энергию влечение к демократии. В то же время, жажда надежной и спокойной жизни, ностальгия по гармонии прошлого удовлетворяется в атмосфере традиционности. Но эти крайности постоянно сходятся и расходятся.

Чего больше в демократии - гражданской суеты, приносящей в конечном счете усталость и разочарование или бытийного спокойствия, с верой в прогрессирующую гармонию? Опыт жизни, казалось бы, подсказывает, что традиционное общество в гораздо меньшей степени обременено суетой и озадаченностью, нежели демократичное. В традиционном мире имеются многочисленные ритуальные "ограничители" конфликтности, спорности, неопределенности. Назначение почти всех ритуалов традиционного общества - это погружение личности в постоянство спокойствия, безмятежности. Даже ритуально организованная похоронная церемония достигает этой своей цели - уводит человека из мира "озадаченности горем и страданием" в мир непременного выполнения определенной ритуальной технологии. В такой ритуальной жизни больше ясности, исходящей от иррациональной веры.

А что предлагает человеку демократия? Прежде всего, неопределенность, которая заложена в понимании сути демократии, ее ценностного предназначения. Она индивидуализирует общество всякими плюрализмами, альтернативами - и в конечном счете создает почву для конфликтов, споров. Демократия как бы спасает индивидуальность от "массовидной жизни" традиционного общества, но при этом и разрывает многие естественные связи между людьми как существами общественными. Демократия не очень заботится о своеобразии, особенности общественной системы, в которой формируются многие человеческие качества. Она провозглашает (скорее всего, утверждает) культ личности - его свободу, права, превращает его в некий стандарт цивилизации. Человек превращается в "свободный атом" и погружается в мир независимых и равноправных индивидуальностей, в котором работают нормы (правила) поведения и взаимоотношения, суть которых сводится к ненарушению свободы воли каждого.

СВОБОДА, ДЕМОКРАТИЯ И ТРАДИЦИОHHАЯ ЖИЗHЬ

Традиционный мир "уравнивает людей" самой технологией ритульности жизни, а демократический мир наделяет их "равноправием" до и вне общественной жизни. Если в первом случае ритуальная технология "уравнивает людей" в исключительных (экстремльных) точках жизнедеятельности, то во втором почти вся общественная жизнь строится на основе правил поведения "равноправных людей". Возможно, между "демократическим уравниванием" и "традиционным ранжированием" есть столь принципиальное расхождение, что оно почти архетипически запечатлено в конструкциях сознания. Человек с традиционным мироощущением, как правило, фиксирует многообразие мира, своеобразие каждой вещи, а демократический взгляд тяготеет к унифицированию, выравниванию (уравниванию) и т.д. Соответственно, в этих двух мирах обитают во многом несходные люди с несходными волениями, идеалами, представлениями.

Возникает вопрос о соизмеримости этих двух форм жизни, о возможности трансформации одной формы в другую. Может ли традиционное (например, патерналистское) общество преобразоваться в американскую модель демократии. Всякое современное общество (государство) так или иначе вынуждено функционировать "вертикальными регулятивами",
но при демократии "вертикаль" растягивается по всем узловым пунктам по горизонтали: перед правовыми нормами демократии все принципиально равны на всех уровнях бытия. А патерналистское общество не просто тяготеет к строгой вертикальности, но и не мыслдит свое нормальное функционирование без строгого соблюдения "вертикальных регулятивов". Поэтому всякое патерналистское общество естественным образом тяготеет к авторитарно-тоталитарным формам устройства государственной жизни. Оно просто предрасположено к нему и сопротивляется "горизонтальным регулятивам" демократического бытия. Каким образом совместить эти трудно совместимые нормы бытия? Как видно, при более детальном рассмотрении обнаруживаются весьма принципиальные расхождения. И речь при этом идет не о позитивности и негативности. Это уже иная проблема: причем также достаточно значимая при определении стратегии развития общества в ХХ1 веке.

Постоянная ностальгия по "человеческому", идущая от неудовлетворенности и ощущения неполноценности - тяжелый остаток от блуждания в "атомарном" мире демократии. Свобода - сладкая вещь, но от избытка "сладости" также исходит угроза бытию. Рабами становятся и от избытка свободы, когда ради "кусочка человеческого бытия" или хлеба насущного согласны расстаться с большим куском этой свободы. Трудно найти меру "свободы", когда велик соблазн достижения полной, абсолютной свободы ьытия.

Традиционное общество избавлено от этой проблемы, оно изначально ограничивает "царство свободы" иерархически организованной жизнью, по всей вертикали накладывает жесткие запреты на необузданное желание, строго регламентирует самодвижение человека к свободе. Благодаря изначальной иерархичности (которая мыслится как имманентное свойство традиционного бытия) человек открывает свободу и соприкасается с различными ее ипостасями на каждом витке иерархии. Он всегда устремлен на "вершину иерархии", движение к которой регламентирует традиция и которая строго регламентирует саму перспективу жизни. В традиционной жизни свобода обитает в иерархия, постигается и обретается внутренними ее нормами и благодаря этому жизнь не теряет свою привлекательность. Иерархия как бы созидает для человека новые горизонты свободы на каждом срезе вертикали, на каждом повороте строго регламентированной жизни. Ограничивая каждый раз рамки свободы, иерархия дает человеку иное ощущение полноты жизни - неиссякаемости перспективы в неиссякаемой жажде обретения свободы. Взгляд на проблему свободы сквозь "очки демократической рефлексии" вряд ли во всем согласуется с вышеизложенной картиной. Человек традиционного бытия и гражданин демократического общества, возможно, в интенции имеют почти сходную картину (идеал) свободы. Но движение к ней, пути и способы ее постижения и обретения, скорее всего, имеют много несовпадающих моментов.

ТРОПА, ВЕДУЩАЯ К ДЕМОКРАТИИ

Постижение сути демократии - это не одномоментный процесс проецирования чего-то общепринятого (до предела ясного штампа) на мир. Постижение - это беспpеpывный (вместе с самим миродвижением) процесс вовлечения в сферу рефлексии все новых и новых явлений, затрагивающих глубинные срезы нашего бытия. В каждом конкретном случае постижение демократии - это индивидуальный акт: конкpетный человек пытается открыть для себя смысл некоего явления именуемого демокpатией. И, следовательно, на процесс понимания демокpатии и выбоpа пути её достижения существенное влияние оказывает личностный фактор. Биография личности, его вера и мировосприятие, комплексы и сиюминутные состояния так или иначе формируют особый климат, в котором и свершается акт постижения демократии, а с ней и выбоp искомой тpопы. Причем, нельзя исключать и того, что в различные периоды жизни возможны значимые расхождения в картинах демократии, конструируемых подобными актами.

В демократическом мире (не будем подчеркивать условность самого данного понятия) предьявляют повышенные претензии к феномену свободы. Порою создается впечатление, что демократия - это единственно возможное право на свободу. Но, думается, свобода и демократия не скованы одной цепью. Свобода более фундаментальна, хотя бы фактом своей
пеpвичности - пpедшествованием демокpатии. И надо еще понять, где она более раскована в своей вольности: при демократии или в ином «климате»? Предстоит еще прояснить, в каком случае мы движемся по правильному пути: постигая демократию через свободу или свободу через демократию? Ведь если ухватиться даже за несомненный "минимум демократии", признаваемый почти всеми, то придется тогда признать, что человек был или соприкасался со свободой задолго до демократии.

Хотя и здесь много спорного. Для одних прогресс - это вечное расширение рамок и перспектив свободы, а для других - обреченность на ее потерю и деградацию. И мы доходим до проблемы варвара (дикаря) и цивилизованного человека, с их вечными нежеланиями терять завоеванные рубежи свободы. Доходим до истоков в погоне за "демократией" и упи-
раемся в тривиальное - мысль человека есть единственная обитель свободы. И сама проблематичность постижения демократии есть лишь следствие того, что каждый волен думать в любом направлении, волен измышлять и представлять, постигать и отстаивать. И в этой своей свободе (с этой свободой) выбирает модель бытия, не всегда поддающегося унификации. Поэтому невозможно в принципе выработать аксиомы демократии, в равной мере приемлемые для всех.

И не случайно, наверно, что по мере расширения зоны демократии, появляются различные "модели демократии" (исламская "зеленая демократия" Каддафи, направляемая демократия на манер Сухарто или Пиночета, традиционная демократия ряда африканских стран, американская демократия и т.д.). И стоит ли удивляться тому, что вчерашние тоталитарные "хомо советикус" (генсеки, генералы КГБ и др.) мгновенно "перестроились" в демократов и каждый в своей суверенной нише ныне созидает национальную модель демократического общества. А новоявленным президентам постсоветского мира возражают такие же "перест-
роившиеся" в оппозицию неосоветские демократы. Сотни партий и амбициозных политиков со своими псевдодемократическими моделями растаскивают страну в идеализируемое прошлое или светлое будущее. И за всеми этими процессами скрывается борьба за демократию, всё вершится от имени демократии. И никто не сомневается в своем знании демократии. Никто не задает себе вопрос: что же это такое и в какой мере благо для страны?

Сколь опасна позиция, не ведающая сомнения? Думал ли кто-нибудь по-настоящему над этим? Традиционный человек живет по нормам, исключающим практику сомнения. Но подобная жизнь нормальна именно для этого общества. Опасно не это. Опасно желание демократии, исходящее от самоуверенных и ни в чем не сомневающихся амбициозных политиков. Постсоветский мир со своей псевдоориентированностью на демократию привнес анархию "бифуpкационного общества" в процесс постижения демократии и выбора пути. В мире веры не очень уместно сомнение. Но советский человек, разрушивший до предела основы веры, впал в релятивизм и ценностный вакуум. Все понятное для нормального человека в нем стало постепенно терять ясные очертания. Это произошло не только с демократией, но и с нормами традиционной жизни. И демократия, им псевдопонятая, превратилась в опасный бумеранг, направленный против позитивов реальной демократии. Для его пещерного мировосприятия демократия вскоре стала средоточием зла. И что странно, он увидел ее зло, не имея отчетливого о ней представления. И потому увидел, скорее всего, не там и не то. Но опасно даже не это. Опасно то, что этот ни во что неверующий «хомо советикус» уверен в своей правоте. И невдомек ему, что подлинное сомнение - сомнение созидательное, только там, где есть ясная вера и незашоренная ничем критическая рефлексия ума. Вот так и с демократией. …


ГАСАН ГУЛИЕВ

[GEBER]

Уважаемый Captain Kidd !
В разделе офтоп , я оставлю маленький текст про демократию про свободу , про совесть , как было бы лучще, если было бы , уверьяю Вас многие растрогаються. Мы же здесь умные люди собрались , я давно уже знаю дед мороз это дядя Мамед с соседнего двора , вышел подработать пять шириков он бывщий артист театра сейчас на пенсии. Не знаю кто ГАСАН ГУЛИЕВ , но мне его искренно жаль по человечески.